01.07.2013

Глава 09


Ей следовало бы отвернуться. Ей следует Немедленно уйти и вовсе не думать о том, что она только что увидела. Ее вовсе не касалось, чем он занимался, с кем и как.
Он взял за привычку целовать женщин в библиотеке? Это должно ее злить - и она злилась - и ощущала себя непроходимо глупой. Настолько глупой, что возомнила, что что-то для него значит. Настолько глупой, что поверила в его чувства к ней, и собиралась строить отношения с ним. Да, ей стоило уйти, но она не уходила.

- Можешь идти.
Прю наградила девушку взглядом, который редко применяла к кому-либо вообще, не говоря уже о прислуге. Она не ощущала за собой вины, поскольку девчонка слишком активно предлагала себя, вне зависимости от того, в чем действительно нуждался Шапель. Конечно, ее было бы слишком жестоко, но она обязательно переговорит о ней с домоправительницей.
Сделав короткий реверанс и пряча глаза, девушка быстро собрала свои вещи и удалилась. Прю подождала, пока та уйдет, и обратила свое внимание к Шапелю.
Он даже не позаботился прикинутся смущенным или раскаивающимся.
Чтоб его.
- Прю, я могу объяснить.
Она рассмеялась - резко и нервно.
- Нет необходимости. Если бы я появилась на несколько минут позже, мне бы пришлось ждать, пока девушка оденется, чтобы убраться из комнаты.
Ее замечание оскорбило его.
- Этого бы не произошло.
Он полагал, что она и вправду ему поверит?
- Вы б просто задрали ее юбки, чтобы меньше возиться?
Хуже всего, что его ничуть не возмутила ее манера говорить. Чего еще он мог ожидать, учитывая, как она была разгневана.
- Я имел в виду, что не собирался заниматься с ней сексом.
Она проигнорировала его странное - и скорее всего ложное - заявление.
- Скольких еще женщин вы пытались поцеловать с момента вашего приезда?
Это не имело особого значения. Ее не должно было это так тревожить.
- Кроме вас? Никого.
Лжец.
- А разве эта девушка не считается человеком?
Он выглядел оскорбленным.
- Это она пыталась поцеловать меня.
Можно подумать, это имело какое-то значение, даже если она и поверит ему. Пожалуй, она даже бы рассмеялась, если кто-нибудь другой сказал ей такое.
- И вы, кажется, не особо сопротивлялись.
Он ухмыльнулся - это выражение шло ему больше, нежели раскаянье.
- А вы кажется, ревнуете.
Она топнула ногой, если бы не была уверена, что этот поступок не повысит его самодовольство.
- Вовсе нет!
И кто теперь был лжецом?
- Нет? - сложив руки на широкой груди, он медленно стал наступать на нее. - Тогда почему вас так интересует, кого я целую?
- Не интересует.
Она не отступала. Она Не могла.
- Я просто слежу за своей прислугой.
Шапель остановился на расстоянии фута от нее.
- Безусловно. Вы заботились исключительно об интересах девицы, когда допрашивали меня о ней.
Ее щеки вспыхнули от смущения. Она сама ему позволила говорить так откровенно с ней.
- Вы очень самонадеянны.
Еще он был очень искренним, но Прю не желала этого признавать, не в то время, когда он приближался к ней, словно кошка, охотящаяся на птицу.
- У меня много недостатков.
Шапель сделал еще один медленный шаг, и теперь их разделяло всего несколько дюймов. Прю понимала, что ей нужно отступить - каждый инстинкт внутри нее требовал этого, но тогда он бы заметил ее испуг, а этого ей не хотелось.
Она боялась отнюдь не того, что он ее поцелует, а того, что так и не сделает этого.
Мужчина не поцеловал ее прошлой ночью, когда ей так хотелось этого. Неужели и сегодня он проигнорирует ее желание? А правильно ли жаждать поцелуев того человека, который всем – направо и налево – раздавал свои поцелуи, но только не ей?
- У меня множество недостатков, - повторил он, касаясь кончиками пальцев ее щеки, отчего ее тело охватила дрожь. - Но вранье никогда им не было. Я не целовал девушку.
- Потому, что я помешала вам.
- Верно.
Что ж, он же сказал, что не лгун.
- Последний раз, кода я целовал женщин, был очень давно, Прю. И если я поцеловал бы ее, то только потому, что вы отказали мне.
На его пристальный взгляд Пруденс ответила настолько высокомерно, насколько ей позволила гулящая в ее теле дрожь.
- О, так это вы меня пытались наказать за то, что я не позволила вам поцеловать себя?
Шапель думал, что ей этого не хотелось? Какая нормальная женщина откажется целоваться с подобным ему человеком? Как она могла ему отказать, если, оставаясь с ним наедине, Прю всегда ощущала себя единственной на свете женщиной?
И как она могла мечтать о поцелуях после того, как он произнес вещи, за которые ей хотелось его хорошенько стукнуть?
- Я не вас наказывал, - его сильные пальцы скользили вниз по ее шее. Он мог ощутить ее пульс. - Себя.
- Себя?
Его рука, скользящая по ее шее, была теплой и нежной.
- Не имея возможности поцеловать вас, я испытываю такую боль, которую вам вряд ли доведется когда-либо пережить.
Как она должна была реагировать на подобное? Они знакомы всего несколько дней, и она уже таяла от его слов, желая его прикосновений. Полное безумие и отчаяние умирающей девушки. Но и стыда тоже не ощущала, поскольку терять ей, собственно, было нечего.
Она нерешительно подняла на него взгляд, позволяя ему увидеть затаившееся в нем желание.
- Я не хотела бы и дальше быть причиной вашего страдания.
Его золотые глаза распахнулись, и буквально через мгновение его лицо приблизилось к ней. Прю прикрыла глаза, прислушиваясь к стуку собственного сердца.
Теплые, упругие губы Шапеля накрыли ее собственные, настойчиво, обезоруживающе мягко. Что-то похожее на электрический разряд пробежало между ними, подобно молнии, ударившей в крышу сарая, или искре, угодившей на трут. Она выдохнула в его губы, растянутые в улыбке. Она улыбнулась ему в ответ, позволяя дразнить себя: Шапель пробовал на вкус ее губы. Неожиданно его язык проскользнул в ее рот, отчего испуганно Пруденс вздрогнула. Его грудь сотрясалась от смеха, чем она так развеселила его?
Прю нежно коснулась собственным языком его, и позволила инстинктам завладеть собой. Имело ли значение, что у нее почти не было опыта? Она намеревалась получить удовольствие, здесь и сейчас, так что незачем попусту переживать правильно она делает что-то или нет.
Видимо, все было верно, поскольку его руки обвились вокруг нее, плотно прижимая к себе. Он был теплым и надежным, таким огромным и мускулистым. Ее бедра оказались вплотную прижаты к его ногам, и она ощутила легкую дрожь, поднимающуюся из самой глубины.
О, Господи, дрожь передалась ее ногам! Пруденс обхватила его за плечи, пока они наслаждались друг другом. Чем-то его сладкий и пряный привкус напоминал гвоздику. И он обнимал ее так, словно не желал больше отпускать ее.
Каждой женщине нужно, чтобы хоть раз в жизни ее кто-нибудь так обнимал.
В ее живот упиралось его нарастающее возбуждение. Девушка затрепетала от осознания того, что столь же желанна ему, как и он ей. Она сильнее прижалась к нему, покачивая своими бедрами. Ощущение удовольствия нарастало в ней. Если бы она могла, она то растворилась бы в нем без остатка, чтобы каждой клеточкой ощущать его прикосновение.
Шапель разорвал поцелуй, прерывисто дыша.
- Нет, - запротестовала Прю.
Женские ручки потянули его за плечи, пытаясь вернуть его голову в исходное положение.
- Нам нужно остановиться, - произнес Шапель прерывистым и хриплым голосом. - Прю, если мы не прекратим, это быстро перерастет в нечто большее, чем просто поцелуй, и у меня не останется сил, чтобы остановиться.
Пруденс понимала, о чем он говорит. Ей это совсем не нравилось, но понимала. Она медленно кивнула, осторожно отстраняясь, пытаясь убеждаясь, что может устоять на ногах.
Он мог бы воспользоваться благосклонностью той девицы, но не мог поступить так по отношению к ней.
Это должно ей польстить или оскорбить?
Шапель выпустил ее из рук, и она отпустила его.
Он наблюдал за ней с таким явным голодом, что ей отчаянно хотелось вернуться к нему в объятья, и печалью, которую она мечтала утолить, убедив его, что все непременно будет хорошо.
- Я должен принести извинения, - произнес он и его глаза светились, словно пара дублонов.
- Не посмеешь, - в ее тоне было столько резкости, чем она собиралась показать.
Он усмехнулся.
- Я извиняюсь не за поцелуй. За то, что нам пришлось его прервать.
Должно быть, ее лицо было как спелая ягода: таким же красным.
- Ох. Тогда извинения приняты.
Его улыбка снова стала печальной.
- Не сомневайся в том, что я желаю тебя, Прю. Бог свидетель, я желаю. Но я не хочу упасть в твоих глазах еще больше, учитывая произошедшее сегодня вечером. Я не распутник. Просто знай это.
Она поверила ему. Не из-за того, что ей так хотелось, а из-за той искренности, что светилась в чертах его восхитительного лица. К тому же, распутник ни за что бы ни остановился.
- Спасибо, - ответила она, и ее собственный голос казался ей тихим и низким.
Он смотрел на нее, и улыбка на его лице уступила место сожалению.
- Доброй ночи, Прю.
Это она собиралась произнести, уходя, от чего по ее лицу расплылась улыбка.
- Доброй ночи, Шапель. Приятных сновидений.
Он вскинул в удивлении бровь.
- Вот это маловероятно.
Возможно, ей стоило ощущать какое-то раскаянье, и даже возможно стыд. Вместо этого Прю покинула его с блаженной улыбкой на лице.
Это была Удивительная ночь.
Это его наказание, или его награда (Было ли это наказанием или наградой)?

Вспоминая поцелуй Прю, ее губы, алчущие и влажные, скользящие по его губам, Шапель не мог думать о подобном наслаждении как о чем-либо, как о благословении, даже не смотря на весь дискомфорт, который он испытывал после.
Как давно его не влекло к женщине, крови которой не желал? Для его вида секс и еда были неотъемлемыми составляющими, такими как порт и сигареты. Мари была последней. В нем еще оставалось что-то человеческое. Когда он явился к ней, будучи проклятым, хотел ее так, как оголодавший человек - еду.
Не думать об этом.
Шапель вернулся к ней спустя два дня после своего превращения. Он пришел поздно ночью. И забрался в ее комнату через балкон, просто оттолкнувшись от земли, так словно их разделяли несколько дюймов, а не два этажа. Поскольку он и его друзья недавно обнаружили свои новые возможности, то использовали их, не заботясь о том, что кто-нибудь может их заметить.
Если бы они были более осторожными, вряд ли до Маркуса Грея дошли слухи о предке и его товарищах.
Спящая Мари была похожа на ангела, ее шелковые светлые волосы разметались по подушке. Ее кожа была подобна сочному персику, облитому свежими сливками, а губы такими нежными и манящими. Мари казалась ему более соблазнительной и восхитительной, чем до того, как стал вампиром. Она рыдала, уткнувшись в носовой платок. Когда ей сообщили о его смерти.
Он улыбался, представляя, как она обрадуется возможности остаться с ним; что она мечтала всегда быть с ним вместе.
Под давлением голода, терзавшего его, его голова опустилась к коже ее груди цвета слоновой кости, где едва можно было различить синие дорожки вен. Перед тем как прийти к ней, он не охотился, и голод грыз его изнутри, да и она пахла настолько великолепно, насколько даже не выглядела.
Клыки выскользнули из его десен, наполняя его внутренней силой. Неукротимой. Шапель чувствовал себя неукротимым, бессмертным и очень могущественным. Не было такого, чего бы он не мог совершить, ибо ему теперь ничто не могло помешать.
Мари проснулась, дернувшись и громко вскрикнув, поскольку (когда) его клыки вонзились в ее тело. Даже когда закричала, она осталась на вкус горячей и манящей.
Невзирая на безумную жажду, Шапель остановился. Потому что она боялась. Страх никогда не возбуждал его, как, к примеру, Бишопа или Санти. Подняв голову, он надеялся, что она увидит и поймет, что это он. Улыбнулся ей нежно, облизывая кровь на губах. Чем быстрее она поймет, что это он, тем скорее он может продолжить и окажется в ее постели, чтобы насладиться ее телом, отдавая взамен собственное.
Тем скорее он смог бы сделать ее себе подобной. Инстинкты подсказывали ему, как это совершить. Шапель подсознательно ощущал это, так же как его тело сообразило, как занимаются любовью в первый раз.
Ее голубые глаза расширились от ужаса, когда она смотрела на него. Раздирающий душу крик сорвался с ее прекрасных губ.
Шапель зажал рукой ей рот, и его пальцы казались темными на бледной коже ее щек.
- Шшш, моя малышка. Это я.
Приглушенные рыдания и паника сочились сквозь его ладонь. Она его узнала и все равно была напугана.
Он старался успокоить ее, но аромат ее крови и биение ее сердца были слишком возбуждающими, слишком пленительными. У него не было сил обращаться с нею подобающим образом, поскольку голод терзал его. Он снова склонился к ее груди и продолжил утолять его.
Когда мужчина поднял голову, в ее глазах горело безумие. А воздух был наполнен запахом ее страха, пота и мочи.
Он отступил, перепугавшись сам, испытывая отвращение к содеянному. Что он натворил?
Мари шарахнулась от него, подобно мелкому животному, спасающемуся от хищника. Она мельком взглянула на свою грудь и поправила свою ночную рубашку, чтобы прикрыться. Ее движения были неестественно медленными.
- Моя любовь.
Бледная тень девушки, которую он любил, среагировала на его голос.
- Северьян?
Он кивнул, и вздох облегчения вырвался из его груди. Она не обезумела. Она узнала его. Теперь все будет хорошо.
- Да.
- Они сказали, что ты умер.
Боль в ее тихом голосе ранила его подобно лезвию.
- Я воскрес, чтоб вернуться к тебе.
Она внимательно посмотрела на свою грудь. Кровь просачивалась сквозь белую ткань.
Вновь Мари закричала долго и пронзительно. В его ушах звенело, и он закрыл их ладонями, пытаясь избавиться от этого звона.
Мари вскочила с кровати. Он преградил ей путь к двери, полагая, что это ее остановит, но она, мгновенно развернувшись, кинулась к балкону.
Северьян не успел среагировать достаточно быстро, поскольку находился в шоке. Или он просто не мог представить, что она способна сделать что-либо, способное навредить ей. Мужчина был настолько уверен, что она будет счастлива его видеть, и что она с удовольствием разделит с ним его участь.
Она кинулась вниз с балюстрады, всего за секунду как он приблизился к ней.
Он метнулся за ней, и позади него образовался провал в ограждении балкона. Шапель приземлился на ноги возле распластанной фигуры невесты. Мари лежала на земле, ее ночная рубашка обмоталась вокруг бедер цвета молока, ее широко распахнутые глаза застыли, шея наклонилась под неестественным углом и тонкие струйки крови сочились из ран на груди и ключице.
Мертва. Она была мертва, и он был в этом повинен.
Гнев, боль, вина переполняли его, и вампир, взвыл от отчаянья, словно волк на луну. Показавшийся на балконе отец Мари перекрестился, поскольку Шапель рухнул на колени возле женщины, которую любил.
Он ощущал пустоту, глядя в голубые распахнутые глаза, пока не ощутил холодную сталь, пронзившую его спину. Опустив взгляд вниз, увидел острие, торчащее из груди. Боль от всаженного в него лезвия пронзила его грудь.
Гнев не заставил себя ждать, медленно поднимаясь и разворачиваясь, чтобы дать отпор нападавшему. Им оказался отец Мари, смотревший на него с тем же самым выражением, как до этого смотрела Мари.
- Бог мой!
- Не трать зря дыхание, - проронил Шапель, отшвыривая, его. –Он не поможет ни тебе, ни кому-нибудь из нас.
Той же ночью Северьян покинул деревню и не возвращался туда более двух столетий. Когда вновь вернулся, то отправился на то самое место, где он обнимал Мари, словно ожидая, что оно будет как-либо отмечено. Этого не произошло.
Шапель нашел ее могилу. Она выглядела старой и обветшалой, буквы на камне почти стерлись, и сам камень потрескался и порос мхом. Он стоял на коленях в склепе, молясь о собственном прощении и спасении ее души, но ничего так и не произошло. Если Бог и слышал его, он не ответил.
До Маркуса Грея дошли неверные слухи. Северьян де Фонке не убивал свою невесту. Это сделал Шапель.
И поцелуй Прю Риленд вовсе не был наградой. Скорее всего, как он думал, этот поцелуй был предупреждением. Напоминание о том, к чему он стремился и что разрушил. Напоминание о том, чего у него никогда не будет.
***
- Что он сделал?
Прю повела свою сестру на террасу. Кэролайн так громко воскликнула, что, пожалуй, даже мыши на чердаке услышали его.
Прикрыв плотно двери и оставшись наедине с сестрой на увитой листьями террасе, Прю развернулась к ней. Солнце медленно опускалось за горизонт. Она весь день провела в ожидании возможности поделиться с ней тем, что произошло вчерашним вечером.
- Он поцеловал меня.
Широко распахнув изумленные глаза, Кэролайн закрыла рукой рот и нервно хихикнула.
- О, Господи, не стой там, глупышка. Расскажи мне все!
Скоро им придется присоединиться к остальным и пойти на обед, поэтому Прю решила не тратить отведенное им время впустую. Все еще держа Кэролайн за руку, она отвела ее подальше от дверей, чтобы их никто, не дай Бог, не подслушал.
Она рассказала сестре, что застала Шапеля в библиотеке с прислугой, и думала, что он собирался ее поцеловать.
- Хам, - нахмурилась Кэролайн.- И ты позволила ему поцеловать себя после этого?
И Прю была вынуждена объяснять, что вовсе не Шапель собирался поцеловать девушку, а та пыталась его соблазнить - в чем почти преуспела. Она расспросила горничную о девушке и узнала, что за ней закрепилась репутация что-то вроде "девушки, развлекавшей гостей мужского пола".
Кэролайн покачала головой.
- Ее нужно уволить, пока она не обременила себя ребенком.
Конечно, ее сестра не догадывалась, насколько резко это прозвучало, но в намерения Прю вовсе не входило выгонять девчонку только потому, что ей нравятся мужчины.
Тем не менее, Пруденс обратилась к миссис Доббье, домоработнице, чтобы та поговорила с ней. Она не стала посвящать пожилую женщину во все детали, заявив, что не станет наказывать девушку, просто хочет, чтобы с ней была проведена соответствующая беседа о ее поведении - для ее же пользы, так как того и требовало положение по ведению домашнего хозяйства.
- Это было божественно, - просияла Пруденс, закончив предыдущую часть, безусловно опустив некоторые детали. Кэролайн вовсе не было нужды знать, что Прю льнула к нему, словно мартовская кошка.
Кэролайн была чем-то взволнована.
- Дорогая, я знаю, что часто потакаю тебе в твоих увлечениях, но ты ведь будешь осторожной, не так ли? В любом случае, мне не хотелось бы, чтобы ты страдала.
Прю кивнула, пожав сестре руку.
- Я буду.
Почему она беспокоится? Почему Кэролайн считает, что Прю неосторожна? Какое это имеет отношение к тому, что произошло между ней и Шапелем? Худшее из того, что могло случиться, это то, что он разобьет ей сердце. Она была выше этого, учитывая время, которое ей отпущено в поисках Чаши Грааля и смертью, наступающей ей на пятки.
Она подумала об этом, но с чем-то в душе была не согласна. Как бы там ни было страх не помешает ей следовать за своим сердцем.
И не было никакого смысла произносить все это вслух.
- Остальные наверное уже ждут нас, - предположила она, снова увлекая свою сестру к дверям. - Идем.
Их действительно уже ждали. Шапель беседовал с Маркусом, но поднял голову в ту самую минуту, как только в комнате появилась Прю, словно он предчувствовал ее появление. Эта мысль согревала ее, подобно огню в непогожий день, заставляя окончательно ее растаять. От одного взгляда на него ей стало трудно дышать, настолько прекрасным он ей казался.
В элегантном вечернем костюме Шапель выглядел настолько безупречным и сияющим, что казался ангелом. Его черты лица смягчились, как только их взгляды встретились. Как только их взгляды встретились, черты его лица смягчились, медового цвета глаза казались удивительно яркими, освещенными внутренним огнем. Он улыбался только для нее. Каждой женщине хочется ощутить радость от того, что кто-то улыбается только от одного ее присутствия.
Шапель может разбить вдребезги ей сердце, и за это Прю готова заплатить каждой минутой, проведенной с ним.
Темно зеленое платье, элегантно обтягивало ее фигуру, придавая ее коже сливочный оттенок. Очевидно, ее выбор был верен, поскольку Шапель смотрел на нее так, словно желал упиться ей.
Боже мой. Где был этот поклонник, когда она так нуждалась в нем?
Острая боль в животе перечеркнуло все ее удовольствие. «Нет. Только не сейчас. О, Господи, не сейчас». Боль снова дала о себе знать. Потрясенная, она посмотрела на Шапеля, на лице которого проступала тревога и удивление, когда он кинулся к ней на помощь.
- Что случилось, Прю?
То, что он назвал ее просто по имени, показывало, как сильно он был взволнован. Прю даже не могла себе позволить насладиться его заботой, такую жуткую боль она испытывала.
Влага. Влага стекала по ее ногам.
С лица Шапеля спала вся краска и оно стало белым, как мел.
- У тебя кровь.
Она смутилась. Как он догадался? Он произнес это достаточно тихо, чтобы кто-то еще мог расслышать, но он догадался в тот же момент, что и Прю. Как?
- Отнесите ее в комнату, - распорядился ее отец. - Маркус, разыщите доктора.
Следующие, что осознала Прю, было то, что она оказалась на руках у Шапеля, и он поспешил? к лестнице, что ее сестры едва за ним поспевали. Казалось, он совсем не чувствует ее веса, и его глаза... его глаза пылали, словно тлеющие угли.
Возможно, от боли у нее галлюцинации. Это было единственным разумным объяснением. Ничьи глаза не могут сверкать так ярко. Никто не мог быть настолько силен. Но страх и беспокойство на его лице были вполне реальными. Она была тронута тем, что Шапель волновался за нее, даже больше, чем следовало бы.
- Направо, - произнесла, Матильда, когда они достигли верхней площадки лестницы. Конечно, она и понятия не имела, что Шапель был в курсе, где находится комната Прю.
Он ничего не ответил, просто двигался все так же стремительно, и желваки ходили ходуном от напряжения на его лице.
- Чтобы я делала - Ох! - Пруденс скривилась от судороги, вызванной болью, так что пот выступил у нее на лице, - без твоей помощи, кто бы меня отнес?
Он слегка улыбнулся. И глаза его выглядели абсолютно нормальными.
- Зная тебя, предположу, что ты нашла бы способ добраться самостоятельно.
Несмотря на то, что любое действие причиняло боль, Прю засмеялась. Ей была приятна их дружеская связь, он внес покой и заботу в ситуацию, в которой обычно было место только боли и страху. Что было довольно-таки необычным для столь короткого знакомства, но девушка не желала сомневаться в этом. Она просто была благодарна ему за это.
Они вошли в ее комнату.
Мягко - так чтобы она почти не почувствовала это - Шапель опустил ее на кровать. И прежде, чем она успела поблагодарить его, он был оттеснен ее сестрами, каждая из которых была полна решимости хоть чем-нибудь угодить ей. Как же она напугала их.
Эта картина разбивала Прю сердце, и она прикрыла глаза, стиснув зубы, поскольку ее накрыло следующей волной боли.
Пруденс думала о Шапеле, вспоминая его лицо, вспоминая его силу, окружающую ее.
Прю представила, что он снова держит ее в объятьях, крепко прижимая к себе, не желая отпускать ее. Она представила его улыбку, радуясь, что она может являться ее причиной. И просила, не дать ей умереть, не увидев его снова.